Двойник китайского императора - Страница 12

— Как, Хаким не обижает?

Никогда прежде он о нем не расспрашивал, не интересовался, словно того и не существовало, и вдруг такая забота. Простой человеческий вопрос несколько смутил Шарофат, и она ответила вполне искренне:

— Нет, не обижает. Но мне кажется, ему следовало бы бросить нынешнюю работу — он плохо кончит.

— Ну, ты не преувеличивай, он мне родственник все-таки, и, пока я жив, ни один волос с его головы не упадет.

— Я не о том, — настойчиво перебила его Шарофат. — Его срочно следует показать хорошему психиатру — мне кажется, деньги уже свели его с ума.

— Почему? — с заметным любопытством поторопил он Шарофат. Золото не шло у него из головы.

Но Шарофат имела в виду другое: ее действительно не интересовали ни деньги, ни золото, стекавшееся в дом, обилие того и другого и поведение мужа вызывали в ней порой отвращение — оттого она искала уединения в надуманной, отвлеченной от жизни поэзии и неожиданном увлечении антиквариатом.

— Ты ведь знаешь, я не вмешиваюсь ни в твои дела, ни в его — так воспитали дома, так вымуштровал меня ты. Раньше я не замечала, как и с чем он уходит на работу и с чем возвращается, мое дело женское: чтобы он ходил аккуратным, был сыт и в доме был уют, комфорт. Но вот года два назад я стала замечать, что почти каждый день он приходит домой то с портфелем, то с "дипломатом", а уходит на службу с пустыми руками. Такое не могло не броситься в глаза, хотя, повторяюсь, я не ставила целью шпионить за мужем, вмешиваться в его дела — это я на тот случай, чтобы ты не подумал обо мне плохо. Когда в доме скопилось портфелей и "дипломатов" сотни четыре, я сказала шутя: Хаким, не пора ли нам открыть галантерейный магазин? Если бы ты видел, как обрадовался он моей идее! На другой день он привез завмага галантерейного магазина с крытого базара, и все вывезли, почистили, на радость мне, все углы в доме.

Но он опять продолжал каждый день приходить с "дипломатом" или портфелем, один мощнее другого и, конечно, с новехоньким. Сначала я думала: может, специфика работы такая — важные документы каждый день к вечеру поступают, потом отбросила эту версию — не такое уж у нас богатое государство, чтобы респектабельными "дипломатами" разбрасываться. К тому же, если бы они принадлежали МВД, значит, были бы похожи один на другой.

Потом я решила, что это — подарки: и портфель, и "дипломат" до сих пор в дефиците да и модны. Но зачем же начальнику ОБХСС тысяча "дипломатов"? Абсурд какой-то! Мое женское любопытство взяло верх, и, ты уж меня извини, стала я подглядывать, когда он по вечерам, поужинав, скрывался у себя в кабинете с очередным "дипломатом" и, запершись, проводил там долгие часы. Порою я, не дождавшись его, одна засыпала в нашей роскошной спальне или в глубоком кресле у телевизора.

И что ты думаешь — оказывается, он приносил деньги… Когда меньше, когда больше, и целыми вечерами он перебирал, сортировал, пересчитывал купюры. Приносил он всякие деньги: от замусоленных рублевок до новеньких, хрустящих сотенных — эти ему были очень по душе, я видела. Если бы ты знал, с каким наслаждением он предавался своим ежедневным тайным делам! Он постоянно вел какие-то записи, что-то фиксировал в толстых амбарных книгах. На мой вопрос, чем он занимается по ночам, он неизменно с улыбкой вежливо говорил: служба, служба, дорогая, тайна, ты же знаешь, твой муж государственный человек, полковник. Поначалу меня это смешило, я даже развлекалась, представляя, чему он предается в единственные свободные часы: ведь он тоже, как и ты, уходит на работу спозаранку, возвращается затемно, ни суббот, ни воскресений.

Мне казалось, что, появись ты в те вечера, когда он приезжает с "дипломатом", и займись мы любовью при открытых настежь дверях, он бы этого не заметил — так он бывает поглощен деньгами.

Через год все углы дома, кладовки, антресоли, шкафы вновь оказались забиты портфелями и "дипломатами", но тут уж выручил ты…

Анвар Абидович вспомнил, какой гениальный ход он придумал в прошлом году на похоронах отца. По мусульманским обычаям людям, пришедшим на похороны, дарят платок или дешевую тюбетейку, полотенце или рубашку. Наполеон вспомнил о чапанах и халатах, скопившихся у него дома и у свояка, начальника ОБХСС, и о портфелях и "дипломатах", о которых он, конечно, знал; не меньшее количество находилось у него самого и дома, и в шкафах просторного кабинета в обкоме; правда, до галантерейного магазина он не додумался. И на каждого пришедшего на похороны был надет чапан, и каждому вручался "дипломат" или портфель, но и тут делали подарки по рангу: кому парчовый халат и кожаный "дипломат" с цифровым кодом, а кому попроще. Таких роскошных подарков в этом краю не делал никто — даже эмир бухарский, так уверяли аксакалы, и молва о щедрости Анвара Абидовича, об уважении его к памяти отца еще долго жила в народе.

Не исключено, что среди восьмисот шестидесяти человек, посетивших в скорбный день дом Тилляходжаевых, а учет велся строго, кто-то и получил обратно именно тот чапан, что сам некогда дарил секретарю обкома или его свояку, полковнику Нурматову, или тот "дипломат", в котором приносил взятку.

Надо отметить, что с похорон не только возвращаются с подарками, но и приходят туда с тугими конвертами — должностных лиц и свадьба и похороны не оставляют внакладе, и день скорби превращается в официальный сбор дани и взяток — везут и несут не таясь, прикрываясь народными обычаями и традицией.

Анвар Абидович только принимал соболезнования и конверты и до подсчета, как свояк, не снизошел, не располагал на такие пустяки временем, но жена доложила, что собрали чуть более ста тысяч.