Двойник китайского императора - Страница 35

Учился он в Москве, жил в Замоскворечье, где в пятидесятые годы стояло еще множество особняков с садами, палисадниками и такими же скамеечками. Вспоминается ему и Оренбург, где он три месяца пробыл на преддипломной практике, строил мост через Урал. Снимал он там комнату в старинном купеческом районе Аренда, где жили татары, и квартал у них тоже именовался махалля — на узбекский манер, он даже помнил его название, оставшееся от прошлой жизни, — Захидхазрат. По вечерам он ходил гулять в парк с очень милым названием — "Тополя".

Пулат вслушивается в шелест высоких серебристых тополей, высаженных вдоль арыка, и шум деревьев напоминает ему парк в далеком Оренбурге, окраинами уходящий в великую казахскую степь.

Бегущая ночная вода притягивает сигаретный дым, и он стелется над арыком, как бы пытаясь бежать с ним взапуски, но силы неравны, и сток, как промокашка, вбирает табачный дым. Пустые скамейки наталкивают его на приятное размышление, приходит на память строка из песни, тоже давней, из студенческой жизни: "Ночь — время влюбленных", и он улыбается, подумав, что вряд ли в такую удивительную ночь пустуют скамейки в Замоскворечье, если, конечно, они сохранились, или в Оренбурге, на Аренде, где он некогда жил. Сейчас они принадлежат влюбленным. Он знает, что почти за каждым глухим дувалом в доме есть юноша и девушка в возрасте Ромео и Джульетты, но скамейки будут пустовать даже по ранней весне, когда розово и дурманяще цветет миндаль и стоят, словно в снегу, благоухая, яблоневые сады, потому что тут другие традиции, нравы, обычаи, и вряд ли здесь наткнешься на влюбленных, встречающих рассвет. И ему вспоминается Миассар, назвавшая его редкие наезды в Дом культуры ухаживанием. "Опять райком виноват?" — шутя подумал Махмудов и быстро поднялся; уходить от арыка не хотелось.

"Странная ночь, сна ни в одном глазу, хотя какой тяжелый выдался день, — рассуждает Пулат, медленно возвращаясь домой. — Далеко забрел, обошел чуть ли не всю махаллю, раньше точно так же в Замоскворечье или в Оренбурге обходил квартал с трещоткой общественный сторож. Вот и я сегодня оберегаю ночной покой своих односельчан. Впрочем, охранять их покой днем и ночью и есть моя обязанность", — выплывает откуда-то строгая мысль.

Пулат продолжает удивляться неожиданной бодрости — спать ему действительно не хочется, хотя ночь накануне спал тяжело, мучил его один и тот же сон. Будто идет он по своему любимому Красному мосту, спешит с цветами, а на другом берегу дожидается его Миассар, машет рукой, торопит. Как только он одолевал половину пролета, мост вдруг под ним рушился, и он летел в желтые воды бурлящего Карасу. Все это он видел как бы в замедленном кино, видел и перекошенное от страха лицо, и откинутую руку, и отлетевший букет и даже слышал свой испуганный крик, вмиг заполнивший ужасом глубокое и гулкое ущелье и отозвавшийся эхом в горах. Он просыпался в холодном поту, ничего не понимая, пытался стряхнуть мучившее видение, но тут же снова проваливался в тревожный сон и снова и снова спешил навстречу Миассар, заступая на рушившийся под ним мост. Лишь на рассвете ему удалось забыться и уснуть без сновидений.

Подходя к дому, он вспомнил, что, хотя и гулял часа два по ночной махалле, не встретил ни патрульного мотоцикла, ни просто милиционера, делающего обход. А ведь Халтаев уверял, что район после ареста Раимбаева тщательно охраняется милицией днем и ночью. Правда, неделю назад после обеда он видел двоих ребят из милиции в штатском, обходивших квартал… И мысли его переключаются на новую проблему.

Он знает, да и кто этого не знает, в столице и в областях работают следственные группы из Прокуратуры СССР, трясут подпольных миллионеров, наживших состояние на хлопке, каракуле, анаше, финансовых и хозяйственных махинациях, на взятках и должностных преступлениях.

Тревожное время, многие большие люди спят неспокойно, не знают, с какой стороны подступит беда, откуда ее ждать. Выясняется, что организованная преступность в стране гораздо раньше прокуратуры узнала о подпольных миллионерах в Средней Азии и Казахстане, и потянулись в жаркие края банды жестоких и хладнокровных убийц. Свои налеты с помощью местных осведомителей из среды уголовников и людей из органов правопорядка, как кощунственно это ни звучит, они готовили долго и основательно, спешить им было некуда, куш за одну операцию поражал воображение даже таких людей.

Месяцами они изучали повадки, привычки подпольного миллионера, распорядок дня его, семьи, соседей, заводили досье с множеством фотографий, сделанных скрытой камерой, фоторужьем; тщательности подготовки, наверное, позавидовали бы и итальянские мафиози. Зачастую приходили в милицейской форме, имея на руках поддельное постановление на обыск, держались солидно, без суеты, профессионально.

Сегодня обнаруживается, что многих владельцев тайно нажитых миллионов успели выпотрошить налетчики, и что удивительно — никто из них не пожаловался властям на ночной разбой, хотя не всегда приходили с постановлением, даже поддельным. Хорошо изучили не только быт, но и психологию миллионеров, знали, что они жаловаться не станут. Четыре года прошло, как начались так называемые "хлопковые" дела, сумму хищения установили быстро и точно — превышала она четыре миллиарда рублей, а вот с возвратом ее народу дело продвигалось туго — не вернули и четвертой части. Оттого и спешили следственные группы, но не дремал и преступный мир; он легко не уступал того, что считал своим, он тоже торопился, и жестокость его не имела предела.