Двойник китайского императора - Страница 53


К оглавлению

53

Не успели они разговориться, как новый знакомый вдруг сказал, вроде бы некстати:

— Как велика сила дружбы народов, как она расцвела!

Пулат Муминович от неожиданности чуть не выронил бутылку минеральной воды, что давали им на ночь. "Мне только пустой трескотни недоставало на отдыхе", — подумал он, теряя интерес к импозантному товарищу и сожалея о знакомстве.

Но тот, умело выдержав паузу, продолжил:

— Посмотрите, вон два якута — они не спеша отправились в бильярдную. Вот шумные армяне столпились вокруг рослого мужчины в светлом костюме, а грузины расположились в той дальней беседке — они облюбовали ее сразу; сейчас, наверное, кто-то принесет вино, и они будут петь грустные, протяжные песни — хотелось бы попасть к ним в компанию. Дальше — степенные латыши в галстуках чинно выхаживают на аллеях, их чуть меньше, чем армян и грузин; эстонцев приблизительно столько же, но пока они избегают тесных контактов и с латышами, и с литовцами — я наблюдаю за ними уже неделю. А вон украинцы — их так много, что они держатся несколькими компаниями. Подобный расклад можно продолжить, но ограничусь, вы и сами все видите, остается — Восток, Средняя Азия, вот я и присоединился к вам — теперь и мы наглядно демонстрируем великую дружбу народов.

— Не боитесь? — спросил Пулат Муминович на всякий случай, словно осаживая того, страшась провокаций.

— Нет, не боюсь, область национальных отношений — моя профессия. Я доктор наук, крупный авторитет в республике.

— Любопытно, в своих трудах вы излагаете подобные же мысли?

— Упаси господь, идеология — одно, а жизнь — другое. Мы, ученые, вроде соревнуемся, кто дальше уведет ее от реальности.

— Ну, вы преуспели, доктор все-таки…

— Не скажите, кто преуспел, — уже академик, член-корр…

И оба рассмеялись.

Злой, острый ум оказался у нового знакомого; жаль, что цинизм уже съел его душу, подумал в первый же вечер Махмудов.

Нет, сегодня Пулат Муминович вспомнил К. совсем не из-за возникших в стране сложных национальных отношений, тогда даже сам К. при невероятном цинизме, наверное, не предполагал возможных событий в родной Алма-Ате. Никто, кроме самих армян и азербайджанцев, не знал и о существовании Карабаха. Кто мог предвидеть волнения на национальной почве в республиках Прибалтики? А проблема языка, заостренная украинскими и белорусскими писателями! Впрочем, эта проблема касалась и его родной республики, Узбекистана. А волнения крымских татар, требующих возврата на Родину…

Пулат Муминович вспомнил К. по другому поводу. Работал тот в аппарате ЦК долго и собирался там просидеть до глубокой старости. Надежно, выгодно, удобно — даже лучше, чем в сберкассе, шутил таким образом сам К. За годы работы в аппарате, сменив несколько параллельных отделов, как никто другой, К. знал закулисную жизнь партийной элиты, высших эшелонов власти в республике. В том, что он умен, наблюдателен, ему трудно было отказать. Темой он владел — по выражению самого К.

Конечно, постоянно общаясь, они не могли не обсуждать положение дел у себя в республиках, не говорить о своих лидерах, хорошо известных в стране, между которыми шло негласное соперничество во всем. Один из них остро переживал свое затянувшееся не по сроку кандидатство в члены Политбюро — оба отдыхающих это хорошо знали.

Пулат Муминович, находившийся с прошлого года в щекотливом положении и человек куда более осторожный, чем К., больше слушал, мотал на ус, отдавал инициативу в разговорах товарищу из Алма-Аты. Всякий раз, если беседа об Узбекистане приобретала остроту, он говорил:

— Уважаемый К., что я могу знать из своего районного захолустья, мое дело: привесы, надои, центнеры, посевная, уборочная, тепло, газ, жалобы низов. Большая политика идет мимо нас…

Человек из Казахстана, наверное, догадывался, что Пулат Муминович уходит от разговора, но у каждого в жизни свои резоны, а время тогда еще располагало к откровениям. Впрочем, не исключено, что К. знал об Узбекистане гораздо больше, чем Махмудов, — Чимкент всего в полутора часах езды от Ташкента.

Как бы то ни было, К. постоянно крутился возле острых и опасных тем, что не раз настораживало секретаря райкома с урезанными правами, но, видимо, что-то жгло того изнутри, и он шел то ли к своей погибели, то ли к взлету, если, конечно, времена изменятся. Рискованные они вели беседы.

Однажды по какому-то поводу у Пулата Муминовича вырвалось:

— А у нас все дела, особенно кадровые, решает только первый — секретарей ЦК меняет по своему усмотрению.

К. задумчиво произнес:

— Прекрасно — сам решает проблемы.

Пулат Муминович вспылил:

— Не пойму, все это похоже на беспринципность: то вы за коллегиальность, за партийную демократию, то за ханское единовластие, что же тут хорошего?

К. не растерялся — видимо, он ожидал такую реакцию.

— Дело в том, мой дорогой курортный друг, что у нас республикой руководит не первый, а его помощник, — вот что ужасно. Секретарями ЦК, депутатами помыкает по существу авантюрист, казахский Гришка Распутин. Беспринципный и алчный человек, он даже личную почту Кунаева и политбюро вскрывает, — какие могут быть тут государственные тайны…

— Как — помощник? — Пулат Муминович не верил своим ушам: скажи кто другой, он бы поднял того на смех, но К. знал, что говорил.

— Да, да, помощник, самый простой, для полной объективности добавим еще одного человека, имеющего на первого тоже огромное влияние. Некий полковник, начальник особого патрульного дивизиона ГАИ, сопровождающий хозяина республики повсюду. Вот они вдвоем, опираясь на свои джузы, по существу и правят Казахстаном, хотя казахов в республике — одна треть населения.

53